Когда лунный свет наконец просочился через прорезь в небесном потолке, незадолго до рассвета, они остановились и разбили лагерь. Когда они привязывали верховых и вьючных лошадей, пар их дыхания казался в лунном блеске серебристо-серыми облаками. Огня разжигать не стали. Этельберт караулил первым; остальные, завернувшись в тяжелые плащи, устроились на влажной земле, чтобы урвать хоть час спокойного сна.
Проснулся Саймон под серым небом, напоминающим жидкую кашицу. Его нос и уши, судя по всему, каким-то волшебным образом превратились в кусочки льда. Он скорчился у маленького костра, пережевывая хлеб и твердый сыр, который выделил ему Бинабик, рядом сел Слудиг. Щеки молодого риммера раскраснелись и заблестели от свежего ветра.
— Очень похоже на раннюю весну моей родины, — улыбнулся он, нанизывая горбушку хлеба на длинное лезвие своего ножа и протягивая ее к огню. — Это быстро сделает из тебя мужчину, вот увидишь.
— Я надеюсь, что есть и другие способы стать мужчиной, кроме превращения в ледышку, — проворчал Саймон, растирая руки.
— Ты еще можешь убить копьем медведя, — сказал Слудиг. — Это мы тоже делаем.
Саймон не мог понять, шутит он или нет.
Бинабик, отослав Кантаку охотиться, подошел к ним и сел, скрестив ноги.
— Ну что, вы два, готовы к очень тяжелой езде сегодня? — спросил он. Саймон не ответил, потому что рот его был набит хлебом; когда промолчал и Слудиг, юноша посмотрел на него. Риммер не мигая смотрел в огонь, его сжатые губы вытянулись в совершенно прямую линию. Молчание становилось тягостным.
Саймон быстро проглотил хлеб.
— Я думаю, да, Бинабик, — сказал он поспешно. — А нам далеко ехать?
Бинабик жизнерадостно улыбнулся, как будто не было ничего естественнее молчания риммера:
— Мы поедем так далеко, как будем желать.
— А мы знаем, куда направляемся?
— Частью, друг Саймон, — Бинабик вытащил из костра тонкий прутик и принялся чертить на сырой земле. — Здесь находится Наглимунд, — сказал он, рисуя грубый кружок. Потом он провел зубчатую линию от правого края круга наверх. — Это Вальдхельм. Этот крестик — нахождение нас здесь, — он сделал отметку недалеко от круга. Потом быстро очертил большой овал у дальнего конца гор, несколько меньших колец, разбросанных у его края, и нечто, что казалось новой линией холмов далеко позади.
— Итак, — сказал он, опустившись на корточки возле исчерченного куска земли, — уже очень скоро мы будем подходить к этому озеру, — он указал на большой овал, — которое именовывают Дрорсхоллх.
Слудиг, явно против своего желания, наклонился вперед, чтобы посмотреть, и выпрямился.
— Дроршульвен — Озеро Молота Дрора. — Он нахмурился и еще раз наклонился вперед, ткнув пальцем в западный край озера. — Здесь Вественби — земли одного изменника. Сторфота. Хотелось бы мне пройти через нее ночью. — Он вытер хлебные крошки со своего кинжала и поднял его, ловя слабый отблеск огня.
— Но, тем не менее, мы не будем идти туда, — твердо сказал Бинабик, — и твое отмщение должно ожидать. Мы идем мимо Рульнира к Хетстеду, около которого местополагается аббатство святого Скенди, а потом, с большой вероятностью, вверх, через северную равнину к горам. И никаких остановок до этого для перерезывания глоток. — Он ткнул прутиком в ряд закругленных фигур за озером.
— Это потому, что вы, тролли, не понимаете долга чести, — с горечью сказал Слудиг, бросив на Бинабика хмурый взгляд из-под белобрысых бровей.
— Слудиг, — умоляюще простонал Саймон, но Бинабик не стал отвечать на колкость риммера.
— У нас имеется задача, которую мы имеем должность выполнять, — сказал он спокойно. — Изгримнур, твой герцог, тоже хочет этого, и его желание невыполнимо путем перерезания глоток глубокой ночью. И отсутствие чести у тролля здесь не играет роли, Слудиг.
Риммер долго пристально смотрел на Бинабика, потом тряхнул головой.
— Ты прав. — К удивлению Саймона, угрюмость исчезла из его голоса. — Я зол, и мои слова были необдуманными. — Он встал и пошел туда, где Гримрик и Хейстен снова навьючивали лошадей. Направляясь к ним, он несколько раз передернул плечами, как будто стряхивая с них что-то. Саймон и тролль провожали его взглядами.
— Он извинился, — сказал Саймон.
— Все риммеры не такие, как этот фанатик Айнскалдир, — ответил его друг. — Но также все тролли тоже не есть Бинабик.
Это был очень длинный дневной переход вдоль края гор под прикрытием деревьев. Когда они наконец сделали остановку для вечерней трапезы, Саймон в полной мере осознал справедливость предупреждения Хейстена: хотя лошади шли медленно и путь их лежал по мягкому грунту, его ноги болели так, словно он провел весь день на каком-то ужасном орудии пыток. Хейстен не без улыбки объяснил ему, что ночью все тело одеревенеет, а утром будет еще хуже; после этого замечания стражник предложил ему как следует глотнуть из винного меха. Когда Саймон в конце концов свернулся клубком между горбатых, обросших мхом корней почти лишенного листьев дуба, он чувствовал себя немного лучше, хотя от выпитого вина ему слышались в шуме ветра грустные голоса, тянувшие странные песни.
Проснувшись утром, он обнаружил, что все, о чем говорил Хейстен, подтвердилось в десятикратном размере, а с неба, кружась, падает снег, покрывая одинокий Вальдхельм, холмы и путников белым пуховым покрывалом. Но даже дрожа в слабом солнечном свете этого странного ювена, он все еще слышал голоса ветра, и речь их была понятна ему. Они издевались над календарями и смеялись над путниками, которые осмелились войти по своей воле в белое царство новой зимы.