— Кто такой Лофсун? — заинтересовался Саймон.
— Так, — Эфсеба казалась немного смущенной. — Это мой знакомый. Солдат. Он из отряда графа Брейугара. Но красивый.
Остаток эйдонтидского хлебца во рту превратился в безвкусный пепел.
— Солдат? — тихо проговорил он. — Это что… твой родственник?
Эфсеба хихикнула — и этот звук стал немного раздражать Саймона.
— Родственник! Вот еще! Милосердная Риаппа, конечно же нет! Родственник! Просто… слоняется вокруг меня… — И она снова хихикнула, и Саймону это понравилось еще меньше. — Может, ты его даже видел. Он страж в восточных бараках. Еще плечи такие широкие, ну, и борода.
Она нарисовала в воздухе фигуру человека, в тени которого можно было бы свободно расположить двух Саймонов.
Чувства Саймона вступили в противоречие с его разумным началом. И чувства победили.
— Солдаты… глупые, — пробормотал он.
— Ничего подобного, — заявила Эфсеба. — И не говори так, пожалуйста. Лофсун — хороший человек. И собирается на мне жениться!
— Что ж, вы будете славной парочкой, — фыркнул Саймон, но тут же ему стало стыдно. — Я надеюсь, вы будете счастливы, — тихо добавил он, мечтая, чтобы Эфсеба не заметила фальши, которую он так старался скрыть.
— А мы и будем, — сказала Эфсеба, поглядывая на стражников с длинными пиками на плечах, прохаживающихся по крепостной стене как раз над их головами.
— А когда-нибудь Лофсун станет сержантом, и у нас будет свой дом в Эрчестере. И мы будем счастливы, как… как только может быть. Уж во всяком случае счастливее, чем эта бедная принцесса.
Саймон ничего не сказал, он поднял большой круглый камень и изо всех сил запустил им в стену замка.
Доктор Моргенс шел по крепостной стене как раз в тот момент, когда Саймон и одна из молоденьких служанок проходили под ним. Он улыбнулся и молча пожелал Саймону удачи — мальчик явно нуждался в ней. Неуклюжая осанка и приступы застенчивости делали его скорее похожим на ребенка, чем на взрослого. Но он был высок и строен и обещал вскоре стать настоящим мужчиной. У Саймона был переходный возраст. И доктор, чей возраст никто в замке не мог угадать, тем не менее прекрасно помнил, что это такое.
Внезапно за его спиной раздался шум крыльев. Моргенс спокойно повернулся, как будто этот звук не был для него неожиданностью. Посторонний наблюдатель мог бы увидеть трепещущую серую тень, которая несколько мгновений висела в воздухе, а затем исчезла в просторных рукавах его одежды.
Руки доктора, только что пустые, теперь держали маленький сверток пергамента, завязанный тонкой голубой лентой. Он осторожно развернул его.
Послание было написано на наббанаи, но почерк непреложно свидетельствовал о руке риммера.
...Моргенс!
Огни Стурмспейка зажжены. Из Танголдира я видел их дым девять дней и их пламя восемь ночей. Белые лисицы опять проснулись и пугают детей в темноте. Я также послал крылатые слова нашему самому маленькому другу, но сомневаюсь, что они застанут его врасплох. Кто-то стучится в опасные двери.
Около подписи автор нарисовал перо в круге.
— Странная погода, не правда ли? — произнес сухой голос. — И тем не менее такая приятная для прогулки по стене.
Доктор резко повернулся, сжимая в руке пергамент. За его спиной стоял улыбающийся Прейратс.
— Воздух сегодня полон птиц, — продолжал вкрадчиво священник. — Вы исследуете птиц, доктор? И много вы уже знаете об их повадках?
— Я очень мало знаю о них, — ответил Моргенс, не поднимая глаз.
— А я вот подумываю, что неплохо бы изучить их, — сказал Прейратс. — Их легко поймать, не правда ли… И они обладают столькими секретами, которые любопытствующий разум найдет чрезвычайно ценными. — Он вздохнул и потер свой гладкий подбородок. — Увы, приходится признать, что мое время и так уже наполнено… До свидания, доктор. Наслаждайтесь свежим воздухом. — И он двинулся вниз со стены, как-то особенно постукивая сапогами по камню.
И еще долго после того как священник скрылся из глаз, доктор стоял, задумчиво поглядывая в небо.
Был уже поздний дженевер, а дождей все не было. Солнце уходило за западные стены, и насекомые в сухой траве принялись за свои обычные вечерние разговоры.
Саймон и Джеремия, мальчик торговца свечами, сидели, прижавшись спиной к спине, и тяжело дышали.
— Ну вставай, — Саймон заставил себя подняться. — Давай-ка еще раз.
Джеремия, внезапно лишившийся упора, шлепнулся на спину и теперь лежал, растянувшись на траве, как перевернутая черепаха.
— Ты и давай, — прохрипел он. — А я никогда не буду солдатом.
— Будешь, будешь, — раздраженно сказал Саймон. — Мы оба будем. И в последний раз у тебя получалось гораздо лучше. Вставай!
Постанывая и покряхтывая, Джеремия позволил поднять себя. Он с неохотой взял бочарную доску, протянутую ему Саймоном.
— У меня все болит, Саймон. Я думаю, нам пора…
— Ты слишком много думаешь, — ответил Саймон и поднял свою доску. — Получай!
Доски с треском скрестились в воздухе. Удар. Еще удар.
— Ой! — завопил Саймон.
— Хо, хо! — радостно захохотал Джеремия. — Это был смертельный выпад.
Стук и треск продолжались.
Не только неудавшийся флирт с Эфсебой пробудил в Саймоне прежнюю тягу к блеску военной жизни. До того как был коронован Элиас, единственным настоящим желанием Саймона, тем, за что он мог бы отдать полжизни, было ученичество у доктора Моргенса и связанные с ним сложнейшие секреты волшебства. Но теперь, когда желание это полностью осуществилось, сияние тайны начало меркнуть.