Трон из костей дракона - Страница 89


К оглавлению

89

Кто-то… кто-то живет здесь…

К дому лесника вела узкая дорожка, аккуратно выложенная камнями. Под навесом у боковой стены были штабелем сложены сухие дрова. Конечно, рассуждал он, обиженно шмыгая носом, конечно, кто-нибудь сжалится над ним, если он подойдет к двери и мирно попросит немного еды.

Я так голоден… Это нечестно. Это не правильно. Кто-то должен накормить меня… кто-нибудь…

Он едва брел на негнущихся ногах, тяжело дыша. То, что он еще помнил об отношениях между людьми, говорило ему, что он должен постараться не испугать своим видом этих бедных людей, жителей заросшей лощины, не видавших ничего, кроме окружающего их леса. Он шел, вытянув вперед руки с растопыренными пальцами, показывая, что он безоружен.

Дом был пуст, а может быть его обитатели просто не обращали внимания на стук его ободранных кулаков. Он обошел вокруг дома, ведя рукой по грубой древесине.

Единственное окно было забито толстой доской. Он постучал снова, сильнее; только гулкое эхо отвечало ему.

Опустившись на корточки перед заколоченным окном и безнадежно размышляя, сможет ли он взломать его поленом, он услышал внезапный щелкающий, шелестящий звук, исходящий от стоящих перед ним деревьев. Он вскочил на ноги так быстро, что потемнело в глазах, пошатнулся, чувствуя дурноту. Вдруг ветки деревьев выгнулись, как будто кто-то с другой стороны ударил по ним гигантским кулаком, и потом, дрожа, приняли прежнее положение. Спустя мгновение тишину пронзило странное резкое шипение. Этот шум превратился в стремительный поток слов — на языке, которого Саймон никогда не слышал, но все-таки это были слова. После этого лощина снова затихла.

Саймон окаменел, он не мог пошевельнуться. Что теперь делать? Может быть, когда обитатель хижины возвращался домой, на него напало какое-то животное…

Саймон может помочь ему… тогда они должны будут дать ему еду. Но чем он может помочь? Он и ходит-то с трудом… А что, если слова ему только почудились и там скрывается огромный зверь и никого больше?

А что, если там кое-что похуже? Королевские стражники с обнаженными мечами или тощая, как после голодной зимы, беловолосая ведьма? А может быть, это сам дьявол в одежде цвета горящих углей и с вечной тьмой в глазах?

Где он нашел достаточно мужества и сил, чтобы разогнуть окостеневшие колени и отправиться к деревьям, Саймон не знал. Если бы он не был так болен и несчастен, то наверняка не смог бы… но он был голоден, грязен и одинок, как шакал из Наскаду. Туго завернувшись в плащ, держа перед собой свиток Моргенса, он двинулся к рощице.

Солнечный свет, пропущенный сквозь сито весенних листьев, рассыпался по зеленому ковру мха грудой золотых монет. Воздух казался упругим, как надутый бычий пузырь. Сперва он не мог разглядеть ничего, кроме темных силуэтов деревьев и ярких серебристых пятен дневного света. В одном из них что-то судорожно дергалось. Приглядевшись, Саймон различил извивающуюся фигуру. Он шагнул вперед, под его ногами зашуршали листья, и в тот же момент борьба прекратилась. Висящее существо — оно было на целый ярд поднято над болотистой почвой, приподняло голову и уставилось на него. У пленника было человеческое лицо и безжалостные топазовые глаза кошки.

Саймон отпрыгнул назад и застыл, тяжело дыша; он выбросил вперед руки, как бы заслоняясь от причудливого воспоминания. Кем или чем бы ни было это существо, оно не было похоже ни на одного человека, когда-либо виденного Саймоном. И все-таки что-то в нем было до боли знакомым, словно отголосок полузабытого сна — хотя большинство теперешних снов Саймона были дурными. Что за странное видение! Пойманный в жестокую ловушку, связанный у пояса и локтей петлей прочной черной веревки так, что невозможно было дотянуться ногами до земли, он все равно выглядел свирепым и непокорным, как загнанная лисица, которая умирает, вонзив зубы в собачье горло.

Если это был мужчина, то очень уж тонкий мужчина. Его тонкокостное лицо с высокими скулами на мгновение — ужасающее холодное мгновение — напомнило Саймону одетых в черное существ на Тистеборге, но те были бледными, белокожими, как слепые рыбы, а этот — золотисто-коричневым, словно полированный дуб.

Пытаясь получше разглядеть его лицо в слабом свете, Саймон сделал несколько шагов вперед. Пленник сузил глаза и приподнял верхнюю губу, зашипел по-кошачьи. Что-то в этой гримасе, что-то нечеловеческое в том, как исказилось его почти человеческое лицо, мгновенно сказало Саймону, что это не человек попал в ловушку, будто ласка… Это было нечто другое…

Саймон придвинулся ближе, чем позволяло благоразумие, заглядевшись в янтарные глаза пленника, и тот рванулся, направив удар обутой в ткань ноги в грудь юноши. Хотя Саймон заметил, как замахнулся пленник и предвидел нападение, все же ему не удалось избежать довольно-таки чувствительного удара в бок — такими быстрыми были движения странного существа. Он отбежал назад, сердито глядя на нападавшего, который в ответ состроил страшную гримасу.

Юноша стоял перед незнакомцем на расстоянии человеческого роста и смотрел, как мышцы лица незнакомца как-то неестественно дернулись в ухмылке и ситхи — потому что Саймон вдруг осознал так ясно, как если бы кто-нибудь сказал ему, что перед ним ситхи — выплюнул трудное для него слово на родном Саймону вестерлингском наречии.

— Трус!

Это до такой степени взбесило Саймона, что он едва не бросился вперед, позабыв о голоде, боли и страхе, но вовремя остановился, сообразив, что этого и добивался ситхи своим нелепым оскорблением. Саймон плюнул на боль в ушибленных ребрах, скрестил руки на груди и с мрачным удовлетворением пронаблюдал за тем, что он считал гримасой крушения надежд.

89